rolf_steiger

 ..И только здесь, в суровый этот миг,

  Исполненный величья и печали,

  Мы отделялись навсегда от них,

  Нас этт залпы с ними рузлучали.

  Внушала нам стволов ревущих сталь,

  Что больше нам не числиться в потерях,

  И, кроясь дымкой, он уходит вдаль,

  Заполненный товарищами берег...

И уходит уже насовсем этот берег... А в этом году струсившие потомки их не помянут Парадом...

За тенью Арауканского хребта..

..Как только солнце превращалось в тонкую красную линию, окаймлявшую темно-голубую  

поверхность бескрайних вод к западу от Арауканского хребта, и сверкали ярко-белым алмазы вершин в исчезающие мгновения дня, и красная полоса растворялась бесследно во мгле, его обступало видение приземистых холмов, поросших частоколом осин с облетевшими листьями...

И за поворотом унылой глинистой дороги, прижавшейся к холмам, открывалась одинокая колокольня крохотной церкви, стоявшей посреди печального осеннего поля, с притулившимся к ней крестьянским двором... Низкие, серые тучи, проливавшиеся коротким косым дождем, поглощали собой все окружавшее и посреди мира ничего не было, кроме этих строений и холмов с лесом-частоколом...  

Он помнил эту дорогу наизусть и вслепую мог бы безошибочно пройти от потемневшего деревянного указателя «Mauren» через лес и выйти на тропинку, разделявшие два поля, к колокольне необычного темно-коричневого песчаника… Этот путь – от поля битвы между Boeblingen’ом и Schoenaich’ом – стал частью его души и в последние годы заполнял его ночные часы... И никакая, не вмещавшаяся в воображение, отдаленность его от тех мест и толща в двадцать пять лет и несколько прожитых им за эти годы жизней не вытеснили ту дорогу, по которой он прошел к своей судьбе…

...Ангелика, в белом платье до колен, босиком, долго шла рядом с ним. Они молчали, смотрели каждый себе под ноги…

...Дверь, неслышно закрывшаяся за ним, растворилась вместе со стеной, убрав мнимую уверенность защиты, и он едва не потерял сознание от головокружения, очутившись посреди необъятной дали. Тут же сила мягко поддержала его, он вновь, будто тридцать лет назад почувствовал, как оттянуто слегка левое плечо тяжестью автомата…

Глядя внимательно под ноги, он тщательно переступал через резко очерченные на легком снегу, запорошившим красноватые скалы, пятна когтистых следов…

…Каждые десять шагов он оборачивался назад и, убедившись, что его спутник, не отстает, делал следующий шаг среди камней, стараясь полнее набрать в грудь лёгкий воздух высоты..

…За спиной изредка доносился глухой стук ботинок, всхлипы на время участившегося дыхания. Тогда он останавливался и ожидал, зная, что необходимо поддерживать в напарнике уверенность в собственных силах до тех пор, пока тот может идти сам. Любая помощь на такой высоте, особенно когда их было только двое, лишь приближала безвыходность.

…Получилось нелепо – группу перехватили на подходе, на пути, который был обеими сторонами установлен как нейтральный. Попытки связаться, сначала со своими, потом с принимавшей стороной, оказались тщетными – не хватало дальности антенны, да и под огнем невозможно было терпеливо вызывать сообщника…

Часть первая.

Дни возвращенные.

Глава 1. Донбасс.

..Это была странная война. Одна из воюющих сторон – осколок огромной страны - громко обвиняла бывшую империю в желании снова стать ею. Другая, осколок уже новой национальной метрополии, сжалась, как пружина, пытаясь привлечь бывшего сюзерена взять под защиту новые, верные форпосты будущей империи. Все, что могло быть использовано в войнах нового времени, после всемирной победы демократии, было использовано. Разве что, кроме средств тотального уничтожения. Но и то лишь из-за отсутствия последних. Ожесточение нарастало в тылах воюющих сторон – тем жестче, чем дальше было от линии соприкосновения. На самом же фронте противники как бы вели игру по правилам, пока еще соблюдаемым, и с некоторым уважением друг к другу.

Заблудившиеся сани

или

Неисполненное желание

(Новогоднее приключение)

Я разглядел его, что было непросто среди густых хлопьев снегопада. Пушистое белое полотно неспешно опускалось на землю. Снег падал плотными слоями. Под сильными порывами ветра выбивались колючие шлейфы, их поглощал новый слой и рассыпался ватными клочками. В вихрящейся пелене копошилось черное пятно. Оно не приближалось, его контуры менялись на пробивавшемся  через снежный вихрь свету  от фонарей над входом в «Rewe». 

Мне стало любопытно. Я ухитрился, зачерпывая то и дело снег в кроссовки, подобраться ближе. И тут я рассмотрел  приземистую фигуру, ростом, пожалуй, не достававшим мне даже до плеча. В первую минуту я подумал про потерявшегося ребенка, что было немудрено в такую невиданную еще во Франкфурте метель.  Машинально я бросил взгляд себе на ноги - с какой стати я надел легкие кроссовки, подходившие для весны, в такой снегопад!? 

Последняя мысль была о том, что надо непременно переобуться. А затем - затем я уже больше ни о чем не думал. Неверные призрачные очертания и чудные звуки полностью овладели моим внимание. До меня, будто из-за приоткрытой двери, доносилось кряхтенье.

Фигура беспрестанно ерзала, перетоптывалась. У нее появлялись и исчезали  руки, раздавалось ворчание, хлопки, осыпались с шорохом комья снега. Невероятная широкополая шляпа, больше походившая на средних размеров обвисший зонтик, увенчивала фигуру . 

Римская колонна

Когда проходишь к Беркерсхайму, что отделяется полукилометровой рощицей от стиснутого Bad Homburger Landstraße предместья, и железной дорогой, дугой обхватывающей Франкфурт и теряющейся в долине Нидды на севере, то будто видишь гигантскую волну, грозно когда-то стремившуюся поглотить Франкфурт, но невероятным волшебством остановленную и окаменевшую в образе раскинувшихся на многие дни пути гор Таунуса…

Виндхук был похож на декорации, напоминавшие Лангеру театр «Felsenbühne» в Ратене. Немецкий квартал выделялся так же, как и везде, куда раскидывала немцев по свету судьба. Дома времен Второй империи не смешивались с игрушечными фахверковыми. В последних, по иронии судьбы, ныне обитали разбогатевшие потомки пионеров, решивших распространить «Орднунг» за экватор. Тем, кто не возвратился в Европу от отчаяния и тщетности устроиться в Стране Обетованной, пришлось перетерпеть долгие годы истребления духа предков. К этим упорным добавились другие, тоже упорные, не желавшие смириться с крушением иллюзии предпочтительности оружия всем прочим средствам.

Они, в отличие от упрямых первопоселенцев, обладали изворотливостью ума, опытом жизни в Большом Мире и, что во многом определило смену ролей, ухитрились неведомыми путями прибыть небедными.  Они умели ценить время, которое для первопоселенцев застыло среди вечных камней и песков, омываемых вечными водами океана. Они решительно меняли традиции и привычки тех, кто их принял. И первым видимым признаком необратимых изменений стал вызывающий вид фахверковых домов, в которых на далекой родине жили низшие сословия.

Falkenstein.

Потемневшая икона в церкви св.Урсулы

Мысль о старом заклятье не отпускала меня после приключения на Альт-Кёниге, и особенно усиливала тревогу в моей душе встреча со старой женщиной, растаявшей на моих глазах столь удивительным образом. И ее предостережение о том, чтобы я вошел в башенные ворота, не встретив никого. Я, как мне помнилось,  вступил под сырую мрачную каменную сень, где , сделав шаг, увидел появившуюся с другого входа одновременно со мной женщину. Я даже  был уверен, что поприветствовал ее, когда она миновала меня.. 

Навязчивая дума о нарушении обещания полностью овладела мной. Я решил, как только высвободится день, снова пройти под аркадой рыночной площади перед воротами в надежде разыскать выход из беспокойства, теснившего мою грудь. По ночам одолевало видение бешеной пляски огненных лисиц, обступавших меня непреодолимым хороводом, всякий раз как я закрывал глаза. И отдавался в ушах мой собственный возглас тогда, на склоне : «..Урсула ждет тебя..»

… Стена начиналась у самых ног и росла по мере, как опускалась шедшая вдоль нее дорога. Сама стена тянулась на сотню метров, и  высокий человек мог без труда, встав на цыпочки, достать обеими руками ее верха. 

 … Юрий медленно шел вдоль черного гранитного зеркала, испещренного непрерывными белыми строками во всю высоту – от верха до самой травы в основании… Множество людей двигалось по ту сторону букв, как в близко-недоступном параллельном мире. Внезапно стена исчезла – неизвестный человек, стоя у самой стены, закрыл от посторонних глаз самое дорогое для него имя.. 

…Юрий сделал длинный шаг и снова имена, когда-то бывшие людьми, нескончаемой чередой повели его –.. John Martinez, James Mildred...

  Юрий почувствовал вторжение в свое одиночество, обернулся и увидел в метре от себя немолодую, невысокую женщину с очень сухими глазами. Белоголовый мальчик лет шести тянул и тянул ее осторожно за руку. Юрий тихо обошел, не нарушив ее взгляда…

 И опять имена, имена… 

Яркая вспышка солнца, отразившись от плиты, ударила Юрию в глаза. Он стоял и не мог двинуться дальше, совершенно ослепленный. В глазах, внутри них, висели огромные все выжигавшие письмена. Юрию чудилось, что он мог прочитать их, но жар букв был нестерпим…

Казалось, прошли часы, когда Юрий смог снова увидеть белые строки. Солнечный луч исчез, растворившись в нагретом черном камне.